Трудности грузинского перевода
© "Коммерсант-Власть", 11.02.2008
На прошлой неделе в Грузии разгорелся скандал. Он связан с публикацией местной газетой "Алия" записи разговора Бадри Патаркацишвили и главы спецдепартамента МВД Грузии Ираклия Кодуа. Большая часть записи посвящена внутригрузинским делам. Однако не менее интересен "российский" кусок распечатки.
Напомним, что в конце декабря 2007 года начальник спецдепартамента МВД Грузии Ираклий (Эрекле) Кодуа встретился в Лондоне с бизнесменом Бадри Патаркацишвили, находящимся в оппозиции грузинским властям. Вскоре после этого правоохранительные органы Грузии сделали достоянием общественности фрагменты скрытой записи этой встречи, которую, как оказалось, вел Кодуа. Из записи следовало, что Патаркацишвили обсуждал с Кодуа арест министра внутренних дел Грузии Вано Мерабишвили. Арестовать министра должен был Кодуа, запросивший за это $100 млн.
На основании этой записи против Бадри Патаркацишвили в Грузии было возбуждено уголовное дело по обвинению в подготовке переворота и теракта.
Сразу после первой публикации сторонники Патаркацишвили заявили, что запись смонтирована некорректно, куски вырваны из контекста и что будет опубликована полная запись разговора, из которой станет ясно, что никакого госпереворота Патаркацишвили не готовил.
2 февраля полковнику Кодуа за особые заслуги было присвоено звание генерал-майора. А уже 5 февраля газета "Алия", выходящая на грузинском языке, сообщила, что в ее почтовом ящике был обнаружен диск с запиской "Здесь полная запись разговора между Патаркацишвили и Кодуа. Опубликуете?". "Алия" опубликовала.
В Грузии стенограмма стала на прошлой неделе темой номер один. Не в последнюю очередь потому, что в полном варианте речь идет не только о внутригрузинских проблемах, но и о России, точнее, о ее президентах -- бывшем и нынешнем.
На следующий день после публикации в "Алия" в интернете появился перевод стенограммы на русский язык. Однако при внимательном рассмотрении оказалось, что в отдельных местах текст перевода не вполне соответствует тексту, опубликованному в грузинской газете.
Читатели "Власти" могут сравнить.
***
***
Точный перевод на русский язык статьи и расшифровки разговора Бадри Патаркацишвили и Ираклия Кодуа, опубликованных в грузинской газете «Алия» 5 февраля 2008 года. Перевел Георгий Двали
От редакции: Интерес к скандальной записи разговора между Патаркацишвили и Кодуа по-прежнему огромен. Оппозиция утверждает, что запись, опубликованная по ТВ, — монтаж. До сих пор оппозиция безрезультатно ожидала опубликования «патаркацишвилевской версии» этого разговора. «ТВ-Имеди» закрылось, не опубликовав полной версии. Возможно, именно поэтому все еще возникает много вопросов в связи с разговором Патаркацишвили—Кодуа.
Вчера в почтовом ящике «Алия» мы нашли конверт с компьютерным диском и письмом. В письме было всего несколько слов: «Здесь полная запись разговора между Патаркацишвили и Кодуа. Опубликуете?»
После ознакомления с материалом у нас, естественно, возникло множество вопросов: Насколько реальны те факты, которые приведены в материале? Действительно ли состоялся точно такой разговор между Патаркацишвили и Кодуа? Имеем ли мы право предоставить общественности эту информацию? К чему обязывает нас закон? И так далее. После долгих раздумий редколлегия «Алия» все-таки решила опубликовать материал, поскольку в связи с лондонским вояжем Ираклия Кодуа распространилось множество версий, и, в конце концов, версия, которую мы предлагаем читателю, тоже имеет право на существование. Факт, что власти опубликовали часть разговора и эту часть действительно содержит материал, оказавшийся в наших руках.
Но все-таки, чтобы быть чистыми перед законом, мы решили перепроверить информацию в правовом плане и обратились к руководителю Ассоциации молодых юристов Георгию Чхеидзе.
— Батоно Георгий, допустим, в нашем распоряжении оказалась информация, часть которой раньше публиковалась по телевидению, но вторая, скрытая часть стала известна «Алия» в последнее время, причем информация к нам поступила по почте. Имеем ли мы право публиковать эту информацию, вызывающую общественный интерес?
— Если это касается следствия, то в законе прямо записано, что следственная информация составляет следственную тайну. Однако закон возлагает ответственность за сохранность информации на тот субъект, который обязан эту информацию держать в тайне и не обнародовать.
— Но мы не знаем, кто прислал нам эту информацию, имеем ли мы право ее публиковать, если не можем назвать источник?
— Если это не содержит клевету, если это фактологический материал и вы указываете, каким путем информация к вам попала, и доказываете, что существует общественный интерес, тогда я не вижу причин, по которым на вас может быть возложена какая-либо ответственность.
Другие опытные юристы также объяснили «Алия», что ответственность возлагается только в том случае, если существует обязательство по закону хранить и не распространять информацию. Информация не должна содержать государственную либо коммерческую тайну, не должна покушаться на анонимность интимной жизни человека или касаться изнасилования, тогда вопроса об ответственности газеты не возникает. Ответственность не возникает и в том случае, если лицо не предупреждено о неразглашении информации.
При этом в УК есть статья, по которой на журналиста не может быть возложена ответственность за свою профессиональную деятельность. Следствие не может обязать журналиста дать показания.
После выяснения всех этих правовых аспектов газета «Алия» решила опубликовать полную версию разговора, однако никто точно не знает, насколько полна эта версия.
Неизвестный 1: Здесь не курят ведь?
Неизвестный 2: Оставили?
Неизвестный 1: Телефон нельзя?
Неизвестный 2: Нет.
Неизвестный 1: Сигарету можно?
Неизвестный 2: Курить сигареты здесь можно.
Неизвестный 3: Оставьте.
Патаркацишвили: Не так легко сказать, что (звонит телефон)… Здравствуй, дорогой… нормально… сейчас говорить не могу — примерно через час-два.
Обращается к кому-то по-английски: пожалуйста, кофе и воду.
Кодуа: А я вас совсем по-другому представлял на вид.
П.: В разное время я разный.
К.: Да.
П.: Когда я занят другими несколько, этими и другими делами, то тогда я другой. Что там происходит в Тбилиси?
К.: Ну как сказать… в Тбилиси…
П.: Вы курите?
К.: Да, курю, но сигареты…
П.: Пожалуйста, сигареты и зажигалку.
К.: Белое «Мальборо».
П.: Белое «Мальборо».
Неизвестный спрашивает у Патаркацишвили, какой чай заварить. Патаркацишвили отвечает: «Пожалуйста, жасминовый и еще воду».
К.: Ну пока все по-прежнему, но на данном этапе он уже не такой, каким был.
П.: громко смеется.
К.: Реально так.
П.: И этим непрофессионализмом объяты все структуры, либо кто-то действует непрофессионально? Этот ваш Мастер (имеется в виду один из сотрудников МВД Грузии с такой кличкой.— Г. Д.) вновь попался.
К.: Мастер не мой вовсе.
П.: Нет, я не вас лично имею в виду.
К.: Он Ахалаин (имеется в виду начальник департамента исполнения наказаний Бачу Ахалаия.— Г. Д.).
П.: Так он Ахалаин?
К.: Да, не мой.
П.: А, понятно (смеется), так знаете эти сегодняшние новости?
К.: Нет.
П.: А, так вы не знаете!
К.: Ну, я вчера ночью выехал и после того в дороге.
П.: Сегодня весь мир говорит об одном: «Санди таймс» опубликовало разговор между Мастером и каким-то чеченским полевым командиром, в котором он меня того… заказывает. И это, как мне думается почему-то, только начало (смеется).
К.: Да, но ваша ликвидация, прямо так… это, может, это слух такой…
П.: Да нет, парень, нет.
К.: Это абсолютно проигрышно для всех.
П.: Я дело говорю, дело, я же не ребенок.
К.: Мастер не сможет это исполнить, если только кто-то…
П.: (прерывает) Послушай — он поехал меня заказывать конкретно…
К.: Мастер поехал?
П.: Мастер поехал конкретно заказывать, конкретно есть конкретный человек живой и конкретно существует запись разговора 50-минутного, можешь войти в интернет и убедиться, что это, во-первых, Мастер, а во-вторых, есть стопроцентный конкретный заказ. И это не спектакль и не глупость, какие он там тогда… Это реальный, конкретный факт! Факт, который прочитаешь, и у тебя не останется впечатления, что кто-то что-то поставил. Мы же не дети, мы все понимаем. То есть абсолютное впечатление оставляет на всех, в том числе на профессионала, что человек пришел по конкретному делу. Причем говорит все — говорит, «министра сюда привезу, если хочешь», «Бадри — наша политическая проблема», «мы должны его убрать», «нам невыгодно сделать это в Грузии», «в Лондоне должен это сделать или в Израиле» или «если у тебя не получится, то он летает из Тбилиси в Батуми и из Батуми вертолетом в Уреки, и там тогда», «надо сделать так, чтобы подозрение пало на Россию». Так что это не спектакль, а реальный факт. Но этот факт интересен сам по себе, а не для того, чтобы дело против кого-то возбуждать, но сам факт абсолютно достоверный, конкретный и реальный. Не то что кто-то кому-то сказал, а конкретный. И главное, существуют доказательства. Я ведь ничего так не делаю, чтобы…
К.: Да, но пока ведь ничего такого.
П.: Но есть разговор и еще кое-что.
К.: Ну так Мастер, Мастер же…
П.: (смеется) Ну понимаю, его уровень…
К.: Такие вещи он… Он может, ну…
П.: Ну да, ограбить кого-то, понимаю… (неразборчиво, говорят одновременно).
К.: Может отнять все, но на большее он… чтобы больше сделал.
П.: (смеется) Знаю, понимаю, но ведь он же не по своей воле поехал и встретился, причем с кем он встречался? Это тот самый, кто головы англичанам рубил, это тот самый, помнишь? Он с ним и встречался.
К.: Вы в это верите?
П.: Верю ли я?
К.: Верите?
П.: Ну так я же говорю, что у меня есть факты, доказывающие это. Сегодня смотри «Дроеба» (еженедельная аналитическая программа «ТВ-Имеди».— Г. Д.) и убедишься. У меня есть факты, а не то чтобы «верю не верю». Я многому не верю, но на этот раз у меня есть факты, много фактов. Я не знаю, откуда идет, куда идет, его ли инициатива, как, что сделали, что за глупости делают, но факты ведь вещь упрямая, факт налицо. От фактов не сбежишь.
К.: Если это реальный разговор и если это его голос…
П.: Так я об этом и говорю, от фактов не уйдешь. Я об этом и говорю, а не о логичности и о том, насколько он…
К.: Ну если я послушаю его голос, то я… прямо…
П.: Так я включу сейчас интернет, скажу ребятам — нет проблем (говорит по-английски).
П.: Здесь есть интернет?
Неизвестный: Да.
П.: Можете найти сегодняшний «Санди таймс». Третья страница. Знаете, что мне нужно? Мне нужна статья в интернете обо мне. Найдите запись разговора.
Пауза.
К.: По голосу…
П.: Ну я же не… что с этим…
К.: Ну не знаю, я политику… я не политик…
П.: Можно на ты?
К.: Да, поговорим.
П.: Я никогда не был на государственной службе. Никогда. Просто, чтобы ты знал. Ну здесь прессы ведь нет, и я не с кем-то разговариваю. Все эти проблемы создал не я. Не я создал от начала до конца. Я был готов по-мужски, красиво, вкусно ему помочь и сделать все для того, чтобы страна встала на ноги и серьезно усилилась. Говорил ему всегда: «Парень, ты только скажи, что тебе нужно,— я здесь, вот он я». Говорил, что Абхазию и Осетию мы так не вернем. Для этого нужны деньги. Вот он я, здесь, используй меня, вложим… Надо вложить, купить по частям, вернуть. Правильно, неправильно, но факт, чтобы вот так вот вернуть. Говорил, что надо покупать по частям. «Вернуть» — такого термина для меня не существует. Не понимаю, что значит этот термин. Если кто-то что-то у тебя отнял, надо прийти к нему и отнять силой, но ведь у России не отнимешь силой. Абсурд! Есть другие варианты. Тебя кинули? Надо прийти и заново купить.
К.: Так кинули?
П.: Не имеет значения. Отняли у страны, кинули страну…
К.: Продали.
П.: Ну продали. Так сейчас нет иного выхода, ведь да? Если хочешь вернуть, должен прийти… если хочешь вернуть, нужно заплатить вновь, нужно купить. Поэтому я предложил свою программу и предложил ему начать скупать кое-что. Там в Гаграх продавалось… «Имени XXIV съезда», потом там есть табачная фабрика — у меня 50%. Говорил я — начнем с этого, начнем покупать помаленьку, чтобы абхазы убедились, что мы их не кидаем — просто даем «зеленых», и они нормально уступают. Четыре года назад для этого, по моим расчетам, было необходимо 500 миллионов. Сейчас нужно не меньше пяти миллиардов.
К.: Ну, я думаю, нужно даже больше.
П.: Может, и больше, но четыре года назад, когда они пришли к власти, для этого было нужно 500 миллионов. Я не скрою, что, когда мы во времена Шеварднадзе ездили в Абхазию, совершали вояжи между Шеварднадзе и Ардзинбой, мы уже вопрос решили, конкретно все знали, кто сколько получает, Ардзинба был готов на это пойти. Абсолютно! Единственный, кто все сорвал, был Примаков. Примаков зашел к Ельцину и сказал, что ему якобы мешает Березовский там… (В комнату заходит мужчина, Патаркацишвили обращается к нему по-английски, чтобы нашел аудиозапись.) Так что я сделал все, чтобы, когда он пришел к власти, максимально ему помочь. Максимально, и у меня есть все доказательства. То, как он поступил с Зурой, да, с Жвания,— это была первая подлость. С ним, без него, кто сделал, как сделал, не знаю, не интересует меня. Факт один — сделал! Я и Вано сказал (глава МВД Грузии Вано Мерабишвили.— Г. Д.), что я уверен, что вы… (обращается к мужчине, вошедшему в комнату: Миша, найдите мне запись в «Санди таймс»)
Мужчина: Саму запись?
П.: Да, послушаем. Да, тогда именно наши отношения напряглись. Был второй день… на другой день они решили пригласить пятерых журналистов с разных телеканалов, может, ты знаешь, и показать им фото, где… (редакция «Алия» из этических соображений пропустила этот отрывок), ну и так далее.
К.: (не слышно).
П.: Да, должны были показать эти фото на другой день. Тогда и было, что я к нему прислал его же друга и пригрозил, что… (непечатное выражение.— Г. Д.), чтобы он этого не делал. Причем они хотели, чтобы журналисты на другой день пришли без операторов, хотели пригласить таких журналистов, кто потом никому не скажет. Можешь себе представить? Когда мне сказали об этом, я сразу послал к нему человека и сказал: «Я начну против тебя борьбу, как только ты это сделаешь». Ну он потом замял эту тему. Только на третий день мне позвонил и причитал: «Что это с нами произошло, какое несчастье» и так далее.
К.: Ну это такая тема, что они этого и не смогли бы опубликовать.
П.: Я говорю о том, что они намеревались сделать. И хотели сделать именно в такой форме, вот в такой форме намеревались сделать, чтобы подать это общественности. Они ведь растерялись поначалу, хотели, чтобы мы вот журналистам сказали, а общественности это не говорим…
К.: Ну ведь все же знают, считайте…
П.: Но, конечно, сейчас об этом они уже меньше говорят, специально это делают, якобы «мы бережем его имя, а в это время…» Ну мы же все понимаем. Я почему все это рассказываю, чтобы ты знал. Я не тот человек, который вот так вдруг встал и начал борьбу против Миши. Вот когда он пришел к власти, я взял и 51% «Мзе»… 51% «Мзе» были мои, ведь мои же были? Сказал бы, отдай мне «Имеди», я бы отдал и «Имеди». Я бы отдал, поскольку тогда был убежден, что пришла власть, о которой я мечтал, которая сделает все, чтобы страна нормально развивалась и нормально шла. Я верил Зуре, абсолютно, и мы ночами напролет думали, как построить экономику. Что мы сделаем, и та экономическая программа, которая была сделана фактически мной — сократили налоги до 32 процентов, НДС и так далее. Умолял Мишу выпустить амнистию для бизнеса и говорил, что бизнес должен вздохнуть свободно. Тогда и страна будет развиваться. Три миллиона за программу заплатил, подготовили в Канаде. Потом плюнул на все, потому что понял — не имеет смысла.
К.: Сегодня 50–60 процентов бизнеса — его… (неразборчиво).
П.: Абсолютно. Помнишь, Зура выступил и сказал: люди, можете выбросить все документы, мы объявляем амнистию, не будет никаких проблем вообще, все, что было до 2004 года, забыли, проехали, можете выбросить все документы. Будет амнистия. Амнистию выпустили такую, что только на мелочь… на 200 долларов кто… потом начали отбирать собственность, что в 90-е годы: дома, акции, такого не было даже в советский период. Ни в одном постсоветском регионе такого не было.
К.: Это и меня коснулось очень плохо…
П.: Всех коснулось, всех коснулось это, кроме меня, потому что я был с таким настроем, что… Я ничего в Грузии не добыл, меня ничего не коснется, поэтому я был как кинжал, вынутый из ножен, я хотел помочь этому бизнесу. Я защитил бизнесмена Шаликиани (Бондо Шаликиани был арестован за сокрытие налогов и хранение оружия в 2004 году). Я его не знал вовсе, один раз в глаза видел. Помнишь, показали его жену голую с грудями нараспашку и в дом что-то подбросили… Помнишь?
К.: Да.
П.: Тогда я впервые выступил.
К.: Его арестовал Окруашвили.
П.: А какая разница? Тогда я впервые выступил перед Саакашвили, Жвания и всеми и раскритиковал их и сказал: что вы творите, как можно грузина в такое положение ставить? Разве можно так в Грузии, здесь другой менталитет — по-другому на это смотрят, для грузина семья — это самое святое. Арестуй, убей, но почему жену показываешь с голыми грудями и этим…
К.: Да, семью трогать нельзя. Так было и будет в Грузии всегда, это всегда будет в грузинах, что семья…
П.: Конечно, нельзя. Семья это… нельзя трогать!
К.: И всегда была.
П.: Конечно, семья это такая вещь, которую трогать нельзя. Допустим, мы с тобой враги, ну и что за проблема? Мы должны разобраться, что хочешь можно сделать, но жену с детьми не трогай. Это тебе боком обернется. Так вся страна перевернется… Это было первое, этим он начал, против чего я восстал. Потом эта история с фондами (видимо, имеются в виду фонды в поддержку МВД и армии, куда бизнесмены перечисляли деньги.— Г. Д.). Я ему говорю: благословенный, ты скажи, что тебе нужно, сколько тебе нужно, давай не надо бизнес терроризировать, я дам. Испуганный бизнесмен, затерроризированный бизнес ничего сделать не сможет. Зачем тебе мелкие эти, а он: э, ты не знаешь, эти другие, ты — другое дело. Потом пошло-поехало, а после Жвания мы всерьез противостоять стали. Тогда наши пути фактически разошлись. И он никак не мог понять, что даст он мне одним миллионом больше или миллиардом больше, миллиардом меньше — для меня не имеет значения. Для меня важны принципы. Я ведь даже за тысячу миллиардов не возьму оружие и в тебя не выстрелю, потому что это мой принцип, а не потому, что не могу. Ты мне ничего плохого не сделал. Не сделаю это ради денег. Точно так же про «ТВ-Имеди». Говорю ему — «Имеди» не продается. Ну не продается, и все тут. Причем «Имеди» — это твое спасение. До тех пор, пока есть «Имеди», народ не выходит на улицу, поскольку у народа есть отдушина. Никак этого не мог понять — нет, хочешь не хочешь продай «Имеди», «Продай». Говорю, не продается! Не мог понять, что не продается. Причем я же не сумасшедший. Как это — продай «Имеди»? Это же гарантия моей защиты! Это же невозможно! Продам «Имеди», а он потом отнимет все, что за нее дал. Никак этого не понял, и что самое главное, я не хотел вообще всего этого, не хотел этой оппозиции, не хотел, чтобы вернулось то, что было в 1991 году, это он все создал, а не я, я не создавал этого.
К.: Сейчас ситуация где-то 50 на 50.
П.: Да, именно так сейчас, и он думает, что сможет удержать ситуацию. Нет, не сможет. Просто не сможет. Он привез группы этих демократов (по всей видимости, имеются в виду представители Демократической партии США.— Г. Д.), которые делают IPO-рейтинги, заказал рейтинги и отказался… не публиковал — увидел, какая ситуация. Сейчас он думает только об одном, чтобы сохранить место, но ведь у него было это место. Я с ним не воевал. Ничего от него не хотел. Не говорил ему, что Миша… или говорил, что… Начал со мной противостояние за какие-то глупости. Ну построил я терминал в Кулеви, построил я терминал, да? Продаются эти самые из Потийского порта…Что он с этим Инаишвили сделал (Джемал Инаишвили, вице-спикер парламента, бизнесмен.— Г. Д.)! Я специально записал цену в два раза больше, чем стоило, и почему? Я не хотел терять девять месяцев и плевать мне было, заплачу три миллиона или полтора, потому что хотел тренинги делать на месте, где была инфраструктура, чтобы людей прямо вот так взять и перевести туда, чтобы даже на день не останавливать, как только заработала бы, сразу бы люди начали работать, так что для меня не имело большого значения, сколько я заплачу. Если бы сказали пять, заплатил бы пять. Когда я спросил, сколько стоит, ответили: ну максимум полтора. Я приказал заплатить три, чтобы наверняка выиграть, не хочу с этими драться и так далее. Ребята меня умоляли: не надо, запиши два — зачем выбрасываешь миллион? Я ответил, бросьте, а вас кто спрашивает? Мои деньги ведь? Так что заплатите три. А он взял да и заставил вложить 3 миллиона 60 тысяч, только бы мне не досталось. Из того терминала больше двух, хоть лопни, не получишь. Но только бы Бадри не досталось. Я его спрашивал: почему, парень? Во имя чего? А он: «Я тут ни при чем». Потом Инаишвили пришел ко мне, извинялся, встал на колени, говорил, его заставили. Ну да ладно, это не имеет значения. И сколько еще такого могу вспомнить, миллион таких…
К.: Мда… трудно такие вещи вспоминать. А как насчет нашего дела?
П.: Факт один. Очень простой: у него сейчас только два пути. Он, кстати, недавно мне предлагал договориться. Я ответил, что у тебя только два пути — плохой и ужасный. Первый путь, плохой, — это то, что ты открываешь «ТВ-Имеди» и проигрываешь выборы. Второй — ужасный путь. Ты не открываешь «Имеди» и становишься диктатором. Все — больше тебя нет. Он ничего не смог сделать, потому что весь мир на него налег, и он открыл «Имеди». Сейчас у него только один выход, чтобы выиграть,— конкретно вбросить бюллетени. Как только он вбросит, все, его… (непечатное выражение) в ту же минуту.
К.: Да, но у него такой пиар сейчас. Столько народу приходит (имеется в виду на митинги в поддержку Саакашвили.— Г. Д.). Двадцать тысяч человек силком на митинг в его поддержку ведь не выведешь?
П.: Нет и не надо. Знаешь, в чем беда?
К.: Народ…
П.: (прерывает) В чем несчастье, я тебе скажу — в том, что наш электорат разделен на две части — активный и пассивный. Кто вышел второго? (Имеется в виду антиправительственный митинг 2 ноября в центре Тбилиси, в котором участвовали сотни тысяч человек.— Г. Д.) 2 ноября на улицы вышел активный электорат. Кто выходит там, на местах? Это пассивный электорат (имеются в виду митинги в поддержку президента в регионах.— Г. Д.). Сейчас такая ситуация, что активный электорат ожидает проигрыша Миши. Даже если сделать совершенно простую вещь — представь, что пятого числа состоялись совершенно прозрачные выборы. У Миши есть лучший шанс, чтобы победить. Как только Миша выступит и скажет, что он выиграл, этот активный электорат пойдет сразу на него. Чем с большим отрывом он объявит о своей поддержке, тем больше будет агрессии в этом активном электорате.
К.: В конкурентах, говоря по правде, Гречиха (кличка кандидата от объединенной оппозиции Левана Гачечиладзе.— Г. Д.), и те ведь не конкуренты на самом деле.
П.: Понятно, но тут другой момент.
К.: Объяснение…
П.: (прерывает) Никакого объяснения не нужно Это утрясется все. Это все вопрос времени. Я думаю, на этой неделе он может себе что-то там представлять, но это не так, так не бывает. Нужно время. И будет один оппозиционный кандидат, без разговоров, только один.
К.: Ну они тоже, ругаются, то да се, это все льет воду на мельницу…
П.: Что касается электората, что касается пиара, это установленная формула, и она установлена самими американцами. Оттуда это идет. Ни у кого нет лучшего выборного опыта. Жаль, что до сих пор он этого не понял. На самом деле все понял, но плывет по течению. Так, как сейчас плывет, так что это просчитано на дни, и все знают по дням, как и что надо делать. Так что это не проблема. Ну кандидат, кто бы он ни был, будет иметь все те голоса, которые против Миши. Это факт, но тут есть второй момент: необходимо, чтобы начался процесс внутреннего раскола. Вот внутренний раскол — это одно из главных во всей этой конструкции. Это как дважды два — четыре. Как только добавится внутренний раскол, конечно, то, что Миша Мачавариани (вице-спикер парламента, один из лидеров правящей партии.— Г. Д.) и тот его продаст за 15 минут, ясно как пень, им надо просто показать…
Ну вот, послушаешь пять минут это, как он с ним говорит… (Возвращаются к теме Мастера.— Г. Д.)
К.: И с кем он говорит?
П.: Ну с тем чеченцем, знаешь, с которым? Который англичанам головы рубил и на шест надевал.
К.: Югас Ахмадов.
П.: Да. Но я об этом не говорил, сами скажут. Поэтому я на это вот так смотрю… Вот есть второй момент: позавчера Миша выступил и говорит, что его Хиллари Клинтон представила на Нобелевскую премию. Но он не сказал, как она его представила. Ну не скажет же он, что это моя заслуга и что это Бадри того… Жвания ведь имел одно мнение об этом. Жвания говорил о нем, что мы должны создать ему такую систему, в которой он будет вынужден уехать подучиться. Вырастет. Ну назначим его хотя бы генеральным секретарем ООН. Или дадим ему что-нибудь такое, чтобы он убрался из страны. Это было мнение Жвания несчастного, считал, что он настоящий сумасшедший. И действительно сумасшедший. И это было наше основное, и мы начали работать над тем, чтобы ему Нобелевскую премию, то да се. Чтобы был человек, который может вырасти, потом у него была бы там какая-то должность серьезная, и пошло-поехало. И ему это было выгодно, он сам хотел, но потом у него появилась мысль, что он должен стать, когда он увидел Ющенко, когда он увидел этих, что здесь: вау! у меня, оказывается, есть возможность фактически занять очень серьезную должность… Может, его свели с ума. Помнишь историю с Гулиевым в Баку, когда он сказал американцам «да», а потом отказался, отступил?
К.: Аппетит приходит во время еды, ведь знаешь.
П.: Он возомнил о себе. У него появился аппетит, вот объединю все и возглавлю. Вот это было основное, на чем зиждилась его амбиция. Так что я себя винить не могу. Я по ночам иногда себя спрашиваю: может, ты виноват во всем? Нет, не виноват. Мне это было не нужно. Не нужно было мне взбудоражить страну и страну откатить назад. Я по своей ментальности государственно мыслящий человек. Тот же курс я держал и в России. Русским говорил одно: не имеет значения, будет ли Саакашвили, дидебашвили, гогебашвили или другой,— вы больше не сможете по Грузии гулять, как раньше, обращаться с Грузией, как с мальчишкой,— ну-ка беги за водой. Такого варианта нет — не опустите вы Грузию. Но вот чтобы добрососедствовать, договориться об экономике, по Осетии, по Абхазии, чем-то обменятся, на что-то обменять — вот это другое дело. Главное, чтобы подружить народы, открыть границы, объединить страну. Ведь был же этот шанс, был! До тех пор, по крайней мере, пока Путин не превратился вообще в диктатора. До тех пор, пока ФСБ начало там деньги делать и только об этом и заботиться, мог быть разработан многоэтапный план, который и для нас был бы приемлем. На первом этапе войдем немножко, ну и так далее. Потерять Абхазию было легко, а вот вернуть… Что касается Осетии — так там вообще вот так решается вопрос.
К.: Осетия, она вообще никого не интересует. Кому она там нужна?
П.: Но ведь для нашего народа, для его настроения Осетия важна? Человек видит: вот вопрос Осетии решен, вопрос Абхазии тоже решится. Я ему предлагал отменить вообще статус беженца, раздать беженцам квартиры. Не надо же велосипед придумывать. Московская мэрия уже давно так делает — 10 процентов во всех строящихся домах принадлежит мэрии. Не обязательно же беженцам на Руставели жить. Можно взять у мэрии в Глдани, Вазисубани (пригороды Тбилиси.— Г. Д.) немножко больше площади. А он меня спрашивает: а что нам в ОБСЕ говорить? Потом, когда беженцы вернутся, оставить им эти квартиры? А почему бы нет? Сколько люди мучались, пусть у них будет квартира и здесь и там. Нет, говорит. Нет. А статус беженцев сохранить для ОБСЕ. Ну вот еще пример. Тбилисское «Динамо» играло с кем-то, нам нужна была только победа, им хватало и ничьей. Я ему говорю — не хочу, чтобы ты шел на футбол. «Почему?» — спрашивает. Потому что наши шансы один к трем, ты же президент, парень, не хочу, чтобы президент ассоциировался с поражением. Каково ведь? Вот пришел президент, и команда проиграла — некрасиво. Он говорит: хорошо, а что мне тогда сегодня делать? Я ему — пять дней «Имеди» передает, что в Боржоми горит лес. Садись на вертолет, поезжай, осмотри все и вернись. Он ответил: «Хорошо». Действительно поехал, осмотрел лес. Через некоторое время мне звонит Жвания, пригласил меня и супругу к себе в Цхнети. Гока Габашвили (министр культуры и спорта.— Г. Д.) был тамадой. еще человек пятнадцать, певцы еще… Сидим, пьем, вдруг нагрянул Миша там, Окруашвили, Мерабишвили, Адеишвили, нагрянули, сели по другую сторону стола. Вдруг наступила тишина. Это не такая была тишина, что вот пришел президент, нет, особая была тишина, как-то вдруг подавлены все. До того мы смеялись, шутили, и вдруг тишина. Гока продолжил тосты, выпил за меня. Миша взял бокал, говорит: тоже буду за Бадри пить. «Я, — говорит, — никогда больше советам Бадри следовать не буду». Я думаю, шутит человек что-то. А он продолжил: «Вот был я недавно у Бадри, он посоветовал мне не идти на футбол, а поехать в Боржоми, потому что наши могут проиграть. Я не поехал, а наши выиграли. А в Боржоми-то два куста всего горело. Ха-ха-ха». Я серьезно обиделся и говорю: отныне, кто тебе совет даст, я его… Потом он подошел, обнял меня, моей супруге говорит: что это он как девочка обижается на шутку и так далее… В общем, факт такой был.
К.: Неприемлемый…
П.: Вот ты представь, говоришь человеку от сердца, а в это время он… Так понемногу все накапливалось. Я хочу, чтобы ты знал, как мы дошли до жизни такой.
К.: Одно к другому.
П.: Все накапливалось, когда я видел, что творят с бизнесменами, не вытерпел.
К.: Да. Мой брат уже здесь четвертый… пятый месяц…
П.: Нет, ну я же говорю, что факт один — ни своего не знают, ни чужого не знают. Стало нужно, и что они сделали с Китошвили (Дмитрий Китошвили, парламентский секретарь президента, арестован за вымогательство акций у бизнесмена по заданию экс-министра обороны Ираклия Окруашвили.— Г. Д.), это же его был человек! А как он поступил с Ираклием? (Ираклий Окруашвили.— Г. Д.) Он же его был человек, а не мой. Он меня с ним познакомил!
К.: Вообще, я его не уважаю. Они же дружили — ну нельзя же с другом так. С другом случается можешь и подраться, но должен все-таки по-дружески… Он и других предаст.
П.: Да, он был у меня несколько раз, говорил, создает движение, что Миша предлагал ему пост премьера. По-моему, врал.
К.: Врал.
П.: Я ему и говорю: если он предлагает тебе премьерство, согласись. Вместе будем страну вытаскивать. Он мне не говорил, что Миша меня заказывал. Такого разговора вообще не было. И не посмел бы он такого мне сказать.
К.: Ну он страшно соврал об этом.
П.: Но я теперь вообще ни в чем не уверен. Может, и правду сказал. Я был единственный человек, который ему мешал. Он боялся моего телевидения. Боялся моих денег. Я ему все время говорил: Миша, я тебе не враг, не нужна мне никакая должность. Если бы мне нужна была должность — должность валялась на дороге. Если бы я хотел, разве я не мог истратить 50 миллионов или 100 миллионов, чтобы должность получить? Мне в России предлагали пост министра экономики, когда я там жил. Потому что у меня 50 человек лучших экономистов работали. Я целый институт создал, который работал над тем, как законы обойти. Какие тогда законы государство принимало? Когда принимало, я выступал и говорил, каким путем надо идти, чтобы обойти закон, ничего при этом не нарушить и цели достигнуть. Многие из тогдашних новых схем в России мной придуманы. Ну когда Путин пришел, он мне предложил занять пост министра экономики. Я ему ответил: ты что, с ума сошел? На хрен мне пост министра, мне деньги нужны, бизнес-заказы нужны, а Бендукидзе я Зурабу Жвания рекомендовал.
******
(Здесь в «Алия» стоят звездочки.— Г. Д.)
П.: Есть разночтения. Там разные группы сделали рейтинги. То же самое про Мишу и Левана. Миша на первом, Леван на втором, Гамкрелидзе на третьем, я на четвертом. То есть Гамкрелидзе взял да перевел себя вместо меня на третье в рейтинге — ну как дети… То есть сейчас есть все возможности того, чтобы он проиграл выборы. Сейчас речь не о том, кто сколько голосов получит, а о том, у кого хватит воли выдержать все это. Не думаю, что этот сумасшедший выдержит, сейчас он так напуган, что может сбежать. Он ночами не спит. Храбрится, но я же знаю его как пять пальцев. Главное, у кого хватит воли пойти до конца. Ну все будет не так сложно. Что касается этой оппозиции — это элементарно. Это меня и не интересует, этот Шалико (Шалва Нателашвили, лидер «Лейбористской партии».— Г. Д.) нужен тем, что его голоса ни Миши, ни мои. Это маргинальный сегмент, который ни Мишу не поддерживает, ни меня. Поэтому, если, например, Шалико перейдет на эту сторону — это серьезное количество голосов, примерно восемь процентов…
К.: Восемь-десять…
П.: Может, и десять, может, и больше. Так что это серьезное количество голосов, которое может перейти сюда, но необходимо серьезно работать над тем, чтобы Шалва перешел сюда. Думаю, в конечном счете это будет не очень сложно.
К.: Ну допустим, выборы состоялись пятого января…
П.: Что?
К.: Допустим, выборы состоялись пятого января. Шестого заявили, что Миша выиграл, и что?
П.: Народ все решит элементарно. Ему не поможет то, что он выводит народ на стадионы, как Аслан (Аслан Абашидзе, бывший правитель Аджарии.— Г. Д.). Так народ готовится. Народ готовится. Сами его же скажут: ну-ка, убирайся! Как только он увидит массу… У этих не хватило ума — собрали 150 тысяч человек и распустили потом ни с чем. Те люди-то пришли не для того, чтобы глазеть на Левана или Шалико, люди пришли конкретное дело делать. В Тбилиси оружие уже не купишь, никто не продает, потому что всем может пригодиться. Это конкретный сценарий. Ему будет предъявлен ультиматум: или ты уходишь, все устраиваешь, тогда мы даем тебе гарантии, потому что никому невыгодна дестабилизация. Или ты противостоишь этому, и считай, что бы ты не сделал… Но он не посмеет. Если посмеет то… (непечатное выражение). Во-первых, в армии произойдет раскол, как только одна-две бригады сюда перейдут, все кончено. Потом цепная реакция.
К.: Армия важна, МВД важнее.
П.: Ну так, что касается МВД — вот ты и тут. Есть возможность того, чтобы не пролить кровь, никого не погубить и дело сделать.
К.: Я говорил об этом с Валерием (Валерий Гелбахиани, руководитель предвыборного штаба Патаркацишвили.— Г. Д.).
П.: Да, он мне сказал, что есть серьезные предложения. И надо встретиться. Ну вот он я. Я готов. Мы же впервые встречаемся? Если я скажу — все сделаю. Ни на йоту никого не обманываю. Всегда держу слово. Свою предвыборную программу я выполню, но так, чтобы не вызвать инфляцию. Если 50 лари станет килограмм мяса, то зачем человеку мои 150 лари? Кто делает за месяц экономическую программу, ведь да? Поэтому и было, что я собрал специалистов и выработал программу, как это сделать, чтобы не вызвать инфляцию. Не люблю это слово «по правде говоря», и это несовершенная форма, но то, что есть в правительстве — мы заложили инструменты, чтобы добиться того, чтобы, с одной стороны, выполнить обещания, а с другой — не вызвать обратные процессы в экономике. Вот этот баланс мы создали на этом уровне. Но для этого, конечно, нужна серьезная работа и нужны серьезные люди — экономисты, которых надо привезти, посадить и каждый лари надо сбалансировать. Почему я это рассказываю? То, что скажу, я сделаю. И второе: никогда никого не предавал. Я хочу рассказать тебе эпизод из своей жизни. Может, ты не слышал, но Путина в политику привел я! Как привел? Он был в Санкт-Петербурге, работал заместителем Собчака, крышевал мои питерские бизнесы. Носил один грязный костюм зеленоватого цвета. В нем и ходил по жизни. Когда Яковлев там выиграл выборы у Собчака, Яковлев предложил ему остаться, но Путин поступил по-мужски и не остался — ушел из мэрии вместе с Собчаком. Два раза в день мне звонил и умолял: Бадри, переведи меня в Москву, не хочу здесь оставаться. Я пошел к Бородину — Пал Палычу, который тогда был начальником хозу у Ельцина. Он хороший парень — мой друг. Пришел я к нему и рассказал о Путине, что тот толковый парень и, может, перевести его в финансово-контрольное управление? «А хочешь, я переведу его своим замом?» — сказал он.
Позвонил я Путину, он приехал в тот же день, потом стал директором ФСБ, затем — премьер-министром. Знаешь, есть в Москве Старая площадь?
К.: Я туда не езжу.
П.: Там у нас был ЛогоВАЗ-клуб. Путин ко мне приходил обедать каждый день. Ресторан там у нас был, бар… Кое-что еще. У нас были нормальные отношения, и в конце концов на него обратил внимание Березовский. Он решил назначить его главой ФСБ. Вот и пошло-поехало... Потом решался вопрос, кто будет премьером. Мы знали, что премьер — это будущий президент, и он был нашей кандидатурой. Так что это мы его…
Наш конфликт начался с «Курска». Помнишь, когда подлодка утонула. Там было сто ребятишек по 18–20 лет. У норвежцев была возможность их вытащить и спасти, но русские им не разрешили, дескать, там у нас военные секреты.
Вообще Березовский по 18 раз в день звонил Путину и давал ему советы. Известная фраза «Мочить в сортире» — это Березовский ему подсказал, спектакль был — тем он и победил на выборах…
Так вот, когда «Курск» тонул, мы два дня, 48 часов, его искали, не смогли найти. Если бы нашли — тех ребятишек спасли бы. Какие на хрен военные секреты стоят того, чтобы в XXI веке сто ребят потопить? Но этих генералов-дегенератов мы переубедить тогда не смогли, а Путин, оказывается, в это время гулял на яхте <…> (Фрагмент сокращен по этическим соображениям. -Ъ) в море под Сочи!
Вот после этой истории Березовский и начал по нему бить, и пошло-поехало… Потом Путин меня позвал и говорит: «Бадри, мы же братья? Выбирай — или я или Боря, потому что наши дороги разошлись. Я не смогу больше такого терпеть. Я больше не Володя, я президент России — такой великой державы. Пусть уходит, я его не арестую, но ты знай: если уйдешь вместе с ним, я буду вынужден воевать с вами обоими, у меня не будет возможности с Березовским воевать, а с тобой — нет. Твое решение, то или другое, я буду уважать».
Я ему ответил: ты же меня знаешь — ухожу с Борей. И все — мы по-братски обнялись, расцеловались и расстались.
После этого моя семья семь лет жила в России, 18 уголовных дел против меня возбудили, и никто их пальцем не тронул — никто на допросы не вызывал. Мои дети до конца были оформлены в ОРТ, чтобы визы было легко получать. Когда у меня в Швейцарии родилась внучка, нужен был паспорт, иначе не доставили бы в Лондон, я позвонил в Кремль. Там даже удивились: ты что это прямо сюда звонишь? Ну и я им: может, вы дадите распоряжение, чтобы в Швейцарии выдали паспорт? Я что, ваш агент, что ли? Почему не могу звонить? Сделайте по-мужски. Они за 15 минут сделали паспорт и дали. Если мне Вано позвонит и попросит о чем-то, или Миша позвонит и попросит — у нас есть проблема ведь? Но все сделаю! У меня свои представления о жизни. Это я в Грузии такой добрый дядюшка. В России у меня несколько иной бэкграунд. Там меня по-другому знают. Пусть там спросят. Там меня знают как мужчину.
Путин поссорился с Ельциным в какой-то момент и хотел… Прислал людей к Березовскому и обещал снять кое-какие обвинения в обмен на то, что тот раскроет валютные счета Ельцина. Ну у него какие-то проблемы возникли тогда с Ельциным. Березовский был готов говорить об этом: «Приходи, поговорим на эту тему». Но посмотрели, и оказалось, что у него ничего не было. «Это только у Бадри может быть»,— сказал он. Но те ответили: «Так к нему обращаться бессмысленно, Бадри не скажет нам». «Правильно, не скажет вам». Не потому, что Ельцин мне друг, но он мне это доверил — а я мужчина. Я это ни на что не поменяю — ни на деньги, ни на что, это было и будет похоронено вместе со мной. Умер Ельцин — все, никто не узнает. Как будто я и не знал. Потому что Ельцин мне ничего плохого не сделал. Только хорошее. Я не могу забыть его. Вчера уважал, а сегодня нет? Так не бывает. Если мы о чем-то договоримся, то все, мы пожмем друг другу руки, и дело сделано.
Так что я делаю то, что говорю. Про Мишу у меня тонны компромата. Когда он со мной говорит про доли, бизнесы и так далее... Если опубликую, все, кончено, но я не мелкий человек. Я ему втолковывал, что не говорю телевидению бороться против Миши. Просто не останавливаю. Не вмешивался. Я же знаю, что у них миллион про меня… Только два-три раза-то и то корректно: может, вы так сделаете… Если бы я управлял телевидением… Вот Эроси (Эроси Кицмаришвили, основатель телекомпании «Рустави 2».— Г. Д.) мне говорил: воюешь против меня. Я ему: да ну, ты, обезьяна, если бы я с тобой воевал — то… Не воевал. Говорил: ты не знаешь, что такое война. Вот посмотри кадры Доренко — что он сделал с Примаковым, Лужковым, вот это была война! А здесь что за война? У меня хватает ресурса, чтобы воевать другими формами. То, что они сделали, я им говорю: вы истратили на меня две обоймы, надо же мозги иметь. А я еще и стрелять не начал. Каждое действие вызывает противодействие. Думать надо! Я их не понимаю. У них Ломая один только умный — он ему все сказал…Ты знай, знай ты… Я ведь все их схемы в «Коммерсанте-Власть» (в «Алия» напечатано «Коммерсантъ-ваз», но поскольку издания «Коммерсантъ-ваз» не существует в природе, очевидно, что имеется в виду интервью Бадри Патаркацишвили журналу «Коммерсантъ-Власть» № 46 от 26 ноября 2007 года.— Г. Д.) опубликовал.
К.: Ломая у них умный.
П.: Ломая ему сказал, что это бомба замедленного действия. Не знаю, видел ли ты, что он собирался против меня делать, там взрывы, то да се, обезьянничанье. Так что я готов к тому, чтобы договориться и разложить все по полочкам. Если договоримся, с моей стороны все будет так, как договоримся. Ни влево, ни вправо. Потом я же говорил, что мне не нужно ни денег, ни поста. Единственное, что хочу, чтобы эта страна устроилась, и я дал людям возможность делать бизнес, возродить страну. Я ему говорил, когда был руководителем бизнес-федерации, что я создам систему. Мы ведь раньше конвертами на телевидении деньги раздавали, когда было налогообложение старое, когда много денег надо было платить в бюджет, поэтому часть мы давали официально, а часть неофициально. Я выступал и говорил, когда стало 12 процентов, я сказал: я сделаю это, полиция не понадобится. Я сказал, что создам в моей структуре такую структуру, которая придет и проверит бизнесмена на предмет того, кто в таких условиях обезьянничает. Я не арестую человека, а накажу экономически. Это самая эффективная система — суд, который не арестовывает человека, а экономически наказывает. Как в Израиле, суд совести для бизнесменов, который не арестовывает человека, а экономически наказывает. Есть семь-восемь человек, которые сидят, я прихожу, этот человек приходит, рассказывает, что такой был договор, я сделал то, он сделал то, они спрашивают: а вы нам доверяете? Мы доверяем, там такие люди, что варианта нет. Даем деньги, они работают, потом зовут нас, сообщают. Вот люди, что мы сделали. Вот что мы решили — сиди хоть 24 часа, хоть 74 часа, выходишь оттуда с конкретным решением. Говорят — ты прав, ты неправ. Вот, возьми ты и плати. Все знают, что это абсолютно справедливая форма. Человек не идет в тюрьму, а экономически штрафуется. А сейчас у нас в стране, если кто-то хочет сделать деньги, то должен согласовать с ним. Если нет — выгонят, арестуют, превратят в обезьяну. Вот что мне нужно, больше ничего. Я создам форму, когда у человека будет бизнес, серьезно, будет хорошо работать, не будет проблем. Вот это моя амбиция, больше мне ничего не нужно.
К.: Как мне быть сейчас?
П.: А что ты можешь сделать, чтобы облегчить нам достижение цели?
К.: Говорил с Валерием, я предложил… Он спросил, что ты можешь сделать, я — а что вы мне предлагаете?
П.: Он предлагает элементарную вещь: чтобы ты сказал, что ты можешь сделать, чтобы облегчить нам достижение цели, и что для этого нужно. Я готов.
К.: Вы не знаете, я говорил с Валерием…
П.: Валерий мне сказал: человеку не нужна ни политика, ничего, он хочет сам устроить свою жизнь и… Хочу назвать все своими именами, хочешь, выйдем?
К.: Нет.
П.: Я хочу, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Я не имею права допускать ошибки, поэтому здесь все расчищено, вообще, что только может быть, здесь мы защищены от всего, поэтому я и говорю, что готов сделать все, что вы хотите.
К.: Я говорил с Валерием…Ну, скажу прямо…
П.: Абсолютно.
К.: Говорил, ведь Валерий приезжал…
П.: Да.
К.: И я все это…ну вам рассказывать не буду, что Валерий говорил. Он сказал, что поезжай и сам… ну это самое… договорись сам. Он мне сказал: может случиться так, что шестого мы проиграем. Есть единственная реальная сила в МВД, боятся некоторые. Ты должен взять власть. У тебя есть ресурс.
П.: Вот ты мне и скажи, что у тебя за ресурс?
К.: Если взять людей… 70… ну 10 тысяч, семь тысяч мои в МВД.
П.: А сколько всего в МВД?
К.: Всего в МВД…
П.: Сколько батальонов и сколько чего?
К.: Батальон, теперь там, спецназ. Там мой спецназ, еще «Шавнабада» — два спецназа. Вот если взять спецназы, то эти два. Шавнабадовский спецназ тоже мой.
П.: Охо! Значит, ты все контролируешь.
К.: Потом еще призывники, до тысячи.
П.: А сколько в спецназе?
К.: 245 и 125.
П.: Ага.
К.: Седьмой отдел МВД — мой, наркотики — мои (имеется в виду отдел по борьбе с наркоманией и наркоторговлей.— Г. Д.), Аджария наша. Остается центральный аппарат.
П.: Значит, ты все контролируешь в МВД?
К.: Ну не все, но процентов 70.
П.: 70. Что остается?
К.: Криминальная полиция и центральный аппарат, хозу, кадры. Есть одно «но» — это сам министр. Валерий мне сказал, что я должен арестовать министра, но…
П.: Да, он мне тоже говорил.
К.: Но у министра человек 25 охраны, вот так запросто войти, взять его и…
П.: Ну конечно. Нет, это осложнится.
К.: Это не так легко — взять его под мышки, начнется потасовка. Там охрана… Если даже министр будет ранен в ноги, как Валерий говорит, но не умрет, даю гарантию, но там у него человек семь-восемь, кто не сдастся. Исключено. Может кто-то умереть. Я спросил у Валерия, что мы будем делать? Он ответил, что «мы берем всю ответственность».
П.: Нет, ну понятно…
К.: Как вы берете ответственность? Я говорю, что не смогу остаться — исключено…
П.: Мы же не дети. Что значит «берем ответственность»? Это его фантазии. На самом деле за то, что ты сделаешь, ответственность будет возложена только на тебя, и никто эту ответственность взять не сможет.
К.: Да, но вот так арестовать министра, там еще Кезерашвили (министр обороны Давид Кезерашвили.— Г. Д.), он не остановится. А если армия выступит?
П.: Ага.
К.: Он может пойти с армией… Кезерашвили не тот человек, чтобы я арестовал министра, а он на это закрыл глаза. Ну вот, скажем, он пошел на меня с тысячей солдат, а я в здании министерства с арестованным министром. Начать стрельбу оттуда?
П.: Начнется стрельба.
К.: Если начнем стрельбу, начнется война.
П.: Но это гибель Грузии! Мы не должны этого допустить. Исключено. Единственный вариант, который здесь есть…
К.: Валерий мне сказал, что мы выведем народ, приведем народ…
П.: Нет, единственный вариант, который здесь есть: ты должен сказать, что то, что произошло, дает тебе повод думать, что народ это не будет терпеть, и народ выйдет, и начнется война и противостояние, и что поэтому ты вынужден арестовать министра. Именно для того, чтобы не допустить народного противостояния и гибели страны, ты вынужден все силы МВД перевести на сторону народа. Это единственный выход, причем легитимный, нормальный, честный и мужской.
К.: А если будет вооруженное столкновение? Что с теми людьми делать, кто… Допустим, произошло вооруженное столкновение, кровь пролилась. Как быть с теми людьми?
П.: Никто не должен погибнуть. Ты должен предложить сдать оружие. Надо продемонстрировать силу, другого выхода нет. Когда там 10 человек, 20 человек, и ты приведешь 200 человек — все кончено. Они же не сумасшедшие. Сам министр им скажет прекратить сопротивление.
К.: Но там у него в охране крепкие ребята.
П.: Какими бы крепкими ни были.
К.: Все боевики — они не сдадутся.
П.: Ну и что они сделают? Начнут стрелять?
К.: Нет.
П.: Варианта нет, исключено, чтобы они начали стрелять. К министру ты должен войти и сказать конкретно: послушай, вот сейчас такое положение. Ты должен сейчас конкретно собрать конкретно своих людей и приказать им сдать оружие. Вот такое положение, брат, я видел это все, не будь я человеком, я бы не был мужчиной, если… Ты должен позвать своих и сказать — все кончено, даю тебе шанс, если хочешь выйти — я тебя выведу…
К.: А если он откажется? Допустим, отказался.
П.: Если откажется — арестуешь. Вот и все. Откажется — арестуем. Ты должен ему сказать, что то же положение в армии, то же положение повсюду. Вано умный парень, и он все поймет. Ты ему скажешь: вот как ты пришел к власти, так и… Что все согласовано. Ему не надо будет повторять два-три раза, он ведь сам ждет. Я другого боюсь. Единственное, чего я боюсь, как бы обо всем не стало известно заранее. Вано сразу все поймет, он сразу оценит ситуацию и сам скажет: да, батоно, ну и лады. Я ни на минуту в этом не сомневаюсь, потому что Вано был тем человеком, который до конца пытался, чтобы ситуация не обострилась. Потому что он знал, что он больше всего, именно он… Причем, может, стоит с Вано сегодня поговорить конкретно, потому что он точно знает, но единственное, что если Вано не вынудишь, он может сам не пойти на то это. А так он прекрасно знает, что у него… (непечатное выражение).
К.: Варианта нет. Почему он должен на это пойти?
П.: Ну я и говорю, что не пойдет, не сможет. А так он сам сегодня понимает, что…
К.: Но там, в кабинете у него, может что-то произойти. До того, как он откажется. Я в этом уверен. Я ведь знаю тех ребят.
П.: Людей Вано?
К.: Охрану.
П.: А что ты предлагаешь?
К.: Как бы арестовать его так, чтобы не пролить кровь.
П.: Они не отступят?
К.: Не уступят.
П.: А что ты предлагаешь?
К.: Я и думаю, как арестовать так, чтобы не пролилась кровь.
П.: Ага.
К.: Ну не знаю. Я и с теми ребятами пытался, не вышло. С некоторыми не вышло, есть человек семь-восемь из этих 25 человек.
П.: 25 человек его охрана?
К.: Ну, в такие дни 25 человек охрана, а так семь-восемь человек, не больше. Семь-восемь человек максимум, когда что-то и объявляется казарменное, тогда 20—25, но семеро ребят таких, что… Знаю я их, работали вместе, были с ними отношения… даже в Абхазии кое-что…
П.: Не уступят?
К.: Не уступят. Реально не уступят. Головы сложат, вот такие они ребята. У них же семьи…
П.: Нет, кацо, у меня к каждому человеку… каждый человек, зачем мне нужно-то, ни в коем случае не нужно.
К.: Надо что-то придумать.
П.: Надо что-то придумать. А если, это… усыпить?
К.: Усыпить?
П.: Да.
К.: Есть такие средства, но как к нему подступиться? Это только в кино — раз и отключился человек прямо на стуле.
П.: Понимаю — сразу отключаешь этим, если внутрь ввести, но как подступиться… Надо же внутрь ввести?
К.: Но я не смогу туда войти. Дойти до этого. Вы там бывали?
П.: Да, конечно.
К.: Там…
П.: Да, там, конечно, как нет?
К.: Так там четыре человека, потом еще внутри сидят.
П.: Да.
К.: Да, и потом, если я приду к нему со 150 людьми, это, знаете, немножко так… Если я приду, то должен прийти с 100–150 человек, и ведь в костюме туда не придешь.
П.: Ну естественно.
К.: Начнется, когда войдешь: вот пришел Кодуа во главе со столькими людьми, что происходит?
П.: Абсолютно согласен.
К.: Боятся что-то, опасаются, осторожничают, в этой ситуации ничего сделать не могут.
П.: А почему они тебя не снимают с должности?
К.: Снять меня сейчас — это крах.
П.: Почему?
К.: Вместе со мной многие уйдут. Многие обидятся, начнут говорить — вот Кодуа выгнали, не пожалели, а нас…
П.: А как там с Ахалаия было-то, почему тогда…
К.: Ну с Ахалаия это немножко…
П.: Ну я имею в виду, когда был конфликт.
К.: А сейчас разве не так?
П.: Да, но почему тогда не произошло?
К.: Ну это в последнее время напряглась ситуация очень. Там в последнее время, шесть месяцев как. Моего брата вынудили, чтобы он сюда переехал, там мою мать… Она магазины там построила, все разрушили. Два этажа, пришла на другой день, и нет больше…
П.: Ну вот такие они… (непечатное выражение). И не то чтобы сохранить…
К.: Моего сына, он ралист, Ломая из школы выгнал (имеется в виду в бытность министром просвещения и науки.— Г. Д.) за то, что его сыну что-то сказал, ну парни, они… 16 лет… сказал что-то его сыну, и выгнали из школы. Вот так все сложилось в последнее время. И еще миллион таких вещей в общем. Ну если я уйду, то вместе со мной все уйдут, а только департаментом конституционной безопасности ведь ничего не сделаешь.
П.: Да, но они сейчас…
К.: На будущее я знаю, что что-то случится.
П.: А они, наверное, думают, как тебя нейтрализовать. Они ведь и Ногаидели там не оставили (Зураб Ногаидели, бывший премьер-министр Грузии.— Г. Д.).
К.: Да, все может быть, все можно думать, но что поделаешь.
П.: Просто мы должны быть готовы.
К.: Не готовы мы.
П.: К этому всегда должны быть готовы.
К.: Всю жизнь говорил…
П.: Да, но сейчас не об этом.
К.: Да, то, что человеку суждено…
П.: Понятно, но здесь разговор о том, что, когда у нас будет план, мы на основании этого плана строим наши… Исходя из этого, если провал, это значит, что ты кое-что другое проигрываешь.
К.: Так я в любом случае человек конченый, потом я, моя семья…
П.: Как раз об том речь.
К.: Я в любом случае человек конченый — и так и этак.
П.: Понятно.
К.: Ну, допустим, я все это сделал, и ничего не произошло.
П.: Нет, понятно, что…
К.: Остался один.
П.: Понятно.
К.: Потом я уже, моя семья, все…
П.: Конечно.
К.: Ну семью никто вообще-то не трогает, но наши бизнесы до конца убьют.
П.: Конечно.
К.: Если даже не арестуют (имеется в виду арестуют брата и мать, которые занимаются крупным бизнесом.— Г. Д.)…
П.: Да, конечно, это факт.
К.: Это очень большой риск.
П.: Конечно.
К.: И еще я говорю, сделать такое.
П.: Но ты приехал.
К.: Здесь мой брат. Я сказал, поеду к брату, плох он, денег не было, привез, возвращаюсь сегодня сразу. Один день.
П.: А не будет разве то…
К.: Нет, на меня нет.
П.: Ничего?
К.: Ничего. Причем, я сказал на субботу-воскресенье, и мой брат. Они знают, что здесь мой брат, и они сказали: ну ладно, поезжай, но скоро возвращайся. Сегодня в 9 возвращаюсь. В 9 должен быть в аэропорту.
П.: Нет, в 9 самолет улетает.
К.: Да, в 9 уже улетает.
П.: Да у меня есть возможность все это разложить по полочкам. Какие у нас возможности связи? Телефон исключен.
К.: У меня есть связь с Валерием через одну женщину. Ну та женщина, она… ее я сам вожу.
П.: И это тоже опасно.
К.: И это тоже?
П.: Это такая вещь, что…
К.: Второй раз я не смогу приехать.
П.: Исключено.
К.: Связь через Валерия — встречу на улице как бы случайно, но он не должен знать, что… Но он уже должен знать ответ, который должен сообщить мне.
П.: Ага.
К.: И я должен знать, что вот послезавтра или послепослезавтра, ты меня найди, я с ним увижусь как бы неожиданно на улице, выйдет в город и увижу — нет проблем.
П.: Ну так разложим несколько вариантов. Один вариант: возможно, это произойдет шестого, возможно, раньше. Это меняет планы, потому что, если это произойдет раньше, это может даже облегчить ситуацию.
К.: Да, шестого у него будет только семь человек.
П.: Как это только семь?
К.: До шестого.
П.: До шестого будет только семь. Ну я же говорю, что это облегчает ситуацию.
К.: Да.
П.: А потом с пятого у него будет на казарменном положении?
К.: Да.
П.: Исходя из этого.
К.: Пятого вечером, до начала выборов.
П.: Да.
К.: Утром начнется.
П.: Исходя как раз из этого, план должен быть конкретно составлен так, чтобы тебе облегчить все.
К.: Да, я же говорю, для меня легко, можно и так и этак.
П.: Да, понятно, но чем… это же общее дело, чем меньше будет сопротивления, тем больше шансов на победу ведь?
К.: Да.
П.: Исходя из этого, я хочу максимально все упростить. Ну, что касается формы, то да се, я все это разложу по полочкам. Легитимно все разложу. Главное, мы должны остаться в рамках легитимности. Мы должны остаться в рамках конституции, ведь нас должны признать ведь? Меня не интересует ни военная хунта, ничего подобного, перевороты и так далее. Там должна быть конкретно ситуация, что ты узнал, что готовилось, и ты должен выполнить свой конституционный долг принципиально. Для твоего же будущего. Ты должен в итоге стать героем, который не позволил этому чудовищу зажать страну в свои когти. Исходя из этого все будет разложено, и разложено в конституционных рамках. Я самое позднее до четверга тебе все сообщу. В воскресенье я буду все знать, в том числе ситуацию в армии. Это один сегмент. Есть другие сегменты, все это надо собрать и положить в одну схему, в один план. Если все проявится, я, конечно, буду все отрицать и буду говорить, что никогда у нас не было ничего. Это надо сказать сейчас же, сразу. Что касается сумм. Валерий мне сказал, что ты требуешь 100 миллионов. Я все взвесил. Это большие деньги, но думаю, если все взвесить, такой риск того стоит.
К.: Да.
П.: Я готов согласиться на эту сумму. Готов положить тебе часть денег в качестве аванса немедленно, но так, чтобы ты смог взять после того, как мы чего-то достигнем. Ты будешь доволен. Как бы все не закончилось, так, этак,— твоя семья будет от начала до конца обеспечена. Что касается плана, я готов сообщить все в четверг.
К.: Так что я в четверг увижусь с Валерием.
П.: Я его вызову на среду.
К.: Так вы скажите ему, чтобы в четверг на машине передвигался по городу.
П.: Будет передвигаться.
К.: На машине передвигаться.
П.: Ну если он задержится или что-то там, в конце концов ты будешь иметь всю информацию, когда он прилетит.
К.: Да.
П.: После того, как прилетит, часа два все время будет находиться в городе.
К.: Как только приедет.
П.: Ну я о том и говорю, чтобы не быть привязанным к 9 часам.
К.: Лады.
П.: Мы сделаем так, чтобы, как только прилетит, я ему скажу, чтобы два-три часа был в городе, передвигался по городу, туда-сюда. Его ты водишь или другие водят?
К.: Я.
П.: Вот и все.
К.: И Георгия я вожу. Но Георгий очень напуган.
П.: Испуган. Георгия (возможно, имеется в виду руководитель общественно-политических программ «Имеди» Георгий Таргамадзе.— Г. Д.) не только ты водишь. Его многие водят.
П.: Его в покое не оставили?
К.: Нет, это маленькая группа. Просто сейчас, когда выборы, он в бронежилете ходит. Ходит, ходит, глазенками таращит.
К.: Я вот говорил Валерию: а если народ за него действительно проголосует, народ ведь — толпа, все так говорят.
П.: Я скажу тебе простую вещь. Надо, чтобы у нас были два мешка бюллетеней, настоящие не настоящие — это никого не интересует, которые ты предъявишь народу, как доказательство попытки властей сфальсифицировать выборы. Скажешь — я так не могу, не буду этого делать. Потом все уже легко — хоть проголосует за него народ, хоть нет, хоть кто — совершенно меня не интересует.
К.: Потом уже выступлю я.
П.: Конечно, увидит мир, где это видано, чтобы полиция бюллетени вбрасывала?
К.: Так там иностранцы стоят у избирательных урн.
П.: Так тем более! Тебе дали задание, но ты скажешь — нет, я не могу свой народ обманывать, ты — сын своего народа, и не выдержал, не вытерпел этой мерзости.
К.: Ну тогда я пошел.
П.: Ну давай. В общем, Валерий тебя в четверг… Мне нужны будут имена, фирмы, все это надо экономически упаковать. Нет ли у тебя человека, который после того, как Валерий приедет и привезет вести от меня, который потом все эти документы повезет в Париж, чтобы я потом конкретно сделал?
К.: А если я Валерию скажу, нельзя ведь до конца доверять?
П.: Послушай, Валерий мне не двоюродный брат, не троюродный брат. Хороший он парень, но если завтра его арестуют, он может расколоться и все тебе предъявить. Поэтому я такие вещи…
К.: Я не рискну с Валерием.
П.: Послушай, парень, какая разница. Поэтому я такие вещи…мне невыгодно кому-то это доверять. Нам надо будет сделать контракты, я все устрою. Надо будет документы, фирмы, имена, фамилии, номера паспортов, чтобы вписать в контракты. Ну не настоящие же — они же не сумасшедшие, дадут чужие. Лучше, если не грузинские. Мы открыто говорим.
К.: Да.
П.: Ну мне вовсе не нужно держать кого-то за яйца. Мне нужно… ну мы же нормальные люди. Мне нужно подписать такой контракт, на основе которого они хоть завтра…
К.: Валерий?
П.: Я его вызову в среду, говорю тебе, в среду.
К.: В среду он приедет? Прислать мне вместе с ним? Я ему передам в аэропорту, когда он все пройдет.
П.: Да, прямо в аэропорту, когда все пройдет. Вот, мне нужны какие-то фирмы, на которые мы все это оформим, и мне нужны подписи. Эти подписи ты должен получить от Валерия, когда он выйдет. Там все будет готово уже. Потом мне нужно, чтобы твой человек это привез мне в Израиль. Я дам тебе номер телефона моего человека, которому он позвонит и скажет, что это он, встретится с ним и отдаст. Теперь давай мне слово. Возьмем мою фамилию и твое имя. Начнется с моего имени — первая буква и потом продолжится буквой твоей фамилии. БК. Ну, потом это слово он скажет. И это нужно для того, чтобы встретиться. Это самое легкое, не забудешь: БК.
К.: Вот этого мне не хватало, я это запишу в мобильный. На бумажку потом перепишу, когда выйду. Какое-то имя наверху напишу. Это тот, которого вы показали, который Георгию звонил?
П.: Да.
К.: А фамилия его?
П.: Моткин.
К.: Моткин — номер мой тоже на него забронирован…
П.: Да. Валерий это привезет, когда все будет подписано, потом твой человек свяжется с этим и привезет все ему. Поначалу приедет в Израиль. Лучше если в субботу-воскресенье. Знай одно: все, что я обещал, будет выполнено на 200 процентов.
К.: С моей стороны тоже. Нет проблем.
П.: Все остальное. Я на этот счет положу 10%. Это будет конкретно, потом, когда Валерий привезет, там будут условия, что вот кое-что уже сделано, и ты можешь начать тратить. Потом решим все остальное до конца. До конца января будет положено остальное. На это нам потребуется серьезный консалтинговый контракт.
К.: Это вопрос доверия.
П.: Конечно.
К.: Какие бы контракты ни оформлять…
П.: Конечно, все это вопрос доверия в любом случае. Но я хочу, чтобы ты знал: я не тот человек, который лишь бы сделать и… Я не Миша, да? Я точно знаю, что делаю. До 15 января я ничего не смогу сделать в банках. Нигде ничего не будет работать. То есть до конца января на тебя все уже будет положено. Надо будет сделать какие-то контракты, причем так, чтобы я к этому не имел отношения, как и ты. Не хочу держать чьи-то яйца в руках. Были мы вдвоем, и был бог, и все. Я сделал свое, ты сделал свое — будь здоров и храни тебя бог. Какие у тебя возможности ввоза денег?
К.: Ввоза?
П.: Да, в Грузию.
К.: В Тбилиси?
П.: Да.
К.: Там немножко сложно, но с границы можно.
П.: Есть там люди, которые перевезут через границу?
К.: Смотря кто.
П.: Но мне не очень много нужно.
К.: Я могу. Чтобы моя машина переехала границу и въехала обратно — вот это реально.
П.: Но чтобы это не вызвало…
К.: Нет ничего. Вот я еду в Армению, езжу часто, хожу туда-обратно.
П.: Так ты можешь захватить оттуда, да?
К.: У меня нет проблем.
П.: Ну я не хочу, чтобы ты из-за такой мелочи погорел.
К.: Нет проблем.
П.: То есть миллион, два миллиона, три миллиона — это не проблема, да? Так я это перетру с Валерием.
К.: Но не из Турции.
П.: И мне не надо.
К.: Поти не проблема.
П.: А аэропорты проблема?
К.: В аэропортах, как сказать, физически это большая сумма, вот так чемоданом чтобы, может вызвать подозрения. Возникает вопрос, для чего? Так что бросим прямо в машину, за свою машину я отвечаю.
П.: Да, если это мне будет нужно, напрасно беспокоить не буду.
К.: Аэропорт сильно контролируется, вот даже своему брату деньги перечислить не смог.
П.: Так скажи мне, я перечислю!
К.: Нет, уже семья…
П.: Дал денег?
К.: Уже дал — не проблема.
П.: Хорошо.
К.: Привез. Даже месяц он у кого-то в доме жил. Ну до месяца жил.
П.: Я их… (непечатное выражение).
К.: Деньги растратил, волновался.
П.: Все у него отняли?
К.: Все пошло крахом, что имел. Весь бизнес, что работало, все! Вот из Китая груз возил — остановили. Шесть машин. Вот на китайском бизнесе он жил, и ничего жил. На три месяца остановился, и все порвали, украли. Потом дали из шести машин полторы. Чей-то товар был, людей, тем он заплатил, потом банк наложил арест. В долгах он, в долгах.
П.: А что они с моим банком сделали! Парк, как они могли отнять парк? Это же дегенераты полные!
К.: Шестиэтажный дом построил, несколько домов, сотни тысяч истратил, взял деньги из банка, положил. Вот такой он человек (говорит о своем брате Георгии Кодуа, который является известным в Грузии бизнесменом.— Г. Д.), возьмет деньги и, ну в Тбилиси говорят, у Кодуа есть деньги. В банке у него долг и деньги там крутит, и все потихоньку ему разрушили. Что-то остановили, что-то разрушили, что-то вообще отняли. Вот он и застрял. Уходи, говорят, в Тбилиси кто тебе копейку хоть даст? Уходи, говорят, а то что-то случится… Вот он и ушел сюда (в Лондон.— Г. Д.).
***
Первое впечатление от обоих вариантов текста: опальный бизнесмен, вынужденный покинуть сначала Россию, а потом и Грузию, хвастается своим былым могуществом и дружбой с двумя российскими президентами. Все эти "позвонил в Кремль", "обнялись и расцеловались" вызывают прежде всего сомнение: а было ли все это? И помнит ли российский президент имя человека, который записывается к нему в друзья и благодетели?
Как ни удивительно, оказывается, что помнит. Вот фрагмент из декабрьского интервью Эдуарда Шеварднадзе РИА "Новости":
--Я сказал однажды Путину, что человеку, которого вы разыскиваете, мы дали грузинский паспорт и прописали в Тбилиси. "Березовскому?-- спросил Путин". Я говорю: нет, Бадри Патаркацишвили. "А, Бадри,-- сказал Путин,-- нет, Бадри не плохой, Бадри хороший".
То есть Путин тепло отзывается о Патаркацишвили, что во многом развеивает сомнения в подлинности воспоминаний Патаркацишвили. Тем интереснее разночтения в двух переводах.
Они очевидны. Более того, в различиях просматривается четкая закономерность: в интернет-версии перевода смягчены все места, которые могут показаться оскорбительными для российского президента. А некоторые пассажи из публикации "Алия" в интернет-версии вообще отсутствуют, например о советах Березовского, о фразе "мочить в сортире", о логовазовских обедах и т. п.
Возникает вопрос: кем и зачем это было сделано? Ответ напрашивается: это может быть нужно только Патаркацишвили, который в своей оппозиционной деятельности рассчитывает на поддержку России и потому не хочет говорить ничего плохого о Путине.
Но возможен и прямо противоположный вариант: не люди Патаркацишвили позаботились о мягкой версии перевода, наивно рассчитывая на то, что в Кремле не смогут найти человека со знанием грузинского, а наоборот, правоохранительные органы Грузии искусно добавили в текст особо обидные пассажи специально для того, чтобы поссорить Патаркацишвили с Кремлем.
Например, дословное "видел мои дела" (из интернет-версии перевода) по-русски звучит довольно безобидно. Однако в контексте отношений между чиновником и бизнеменом это грузинское выражение означает "крышевал бизнес". Получается, что Патаркацишвили фактически обвиняет Путина в бытность его вице-мэром Санкт-Петербурга в коррупции. Между тем даже Борис Березовский, которого едва ли можно заподозрить в симпатиях к российскому президенту, в 2003 году говорил, что тогдашний Путин "в некотором смысле выделялся -- он полностью исключал всяческие разговоры о взятках и тем не менее помогал".
Одно дело -- "позвонил мне и попросил помочь ему перебраться в Москву" (интернет-версия), и совсем другое -- "два раза в день мне звонил и умолял: Бадри, переведи меня в Москву - не хочу здесь оставаться" (точный перевод текста из "Алия").
В пользу этой версии говорит и тот факт, что журналисты "Алия", по их словам, не располагают аудиозаписью разговора, они получили только стенограмму.
К сожалению, до сих пор Бадри Патаркацишвили не подтвердил и не опроверг аутентичности стенограммы, опубликованной в "Алия". В ответ на просьбу "Власти" прокомментировать стенограмму он сказал, что сделает это, но несколько позже. Никакой другой информацией, которая позволила бы предпочесть какую-нибудь одну из версий, "Власть" к сожалению, не располагает.
Но кто бы ни стоял за сомнительным подлинником либо адаптированным переводом, эта история не может не повлиять на взаимоотношения двух стран. Владимир Путин, поддавшись эмоциям, может начать серьезную борьбу с Патаркацишвили, возобновив активное расследование заведенных против него уголовных дел (напомним, в октябре 2002 года Патаркацишвили Генпрокуратура России предъявила Патаркацишвили заочное обвинение в мошенничестве в особо крупных размерах, в 2001 году он был также обвинен в организации побега из-под стражи бывшего первого заместителя генерального директора "Аэрофлота" Николая Глушкова и объявлен в международный розыск). И тогда отношения с Грузией могут потеплеть. Либо, напротив, Путин не сможет простить грузинским властям сам факт публикации, тем более накануне президентских выборов в России, и тогда отношения могут ухудшиться. Так или иначе, без развития эта ситуация не останется.
